Майкл Каннингем "Часы"

«Часы» в первую очередь притягивают читателя магией имени Вирджинии Вульф, знаменитой английской писательницы. Здесь она – главная героиня произведения. Наряду с ней, пишущей свой прославленный роман «Миссис Дэллоуэй» в 20-х годах XX века, в «Часах» рассказывается о миссис Браун, читающей эту книгу в середине века и миссис Дэллоуэй, живущей в конце XX века в Нью-Йорке, чья судьба так схожа с судьбой Клариссы из книги. Действие разворачивается в разных временах, но для нас с вами все происходит практически одновременно, автор дарует читателю возможность наблюдать сразу за тремя историями.

С первого взгляда очевидно, что писателя интересует устройство времени, а также взаимосвязь книги, художественного произведения (по сути вымысла, фантазии) и реальности. Пространство романа, организованное как некая игра, с переплетениями, повторениями, отражениями, как раз подходит для этого.
Но все же одна из основных тем «Часов» – тема жизни и смерти. На фоне июньского утра Клариссы Дэллоуэй, которое есть гимн жизни и бытию, разворачиваются три самоубийства. Погибает измученная болезнью Вирджиния Вульф, болезнь же толкает к смерти поэта Ричарда. История миссис Браун, бросившей мужа и детей, может быть, слаба и странна, потому что в ней не чувствуется настоящего отчаяния, настоящей трагедии, все как в замедленной киносъемке, спокойно, размеренно: да, поиски себя, да, нереализованное тяготение к созиданию, творчеству, свободе, да, неудавшийся торт, и что же? Смерть? В конце концов, идея о самоубийстве трансформируется в побег, это уже не акт лишения себя жизни, а отвержение себя прежней с возможностью быть заново.
Автор довольно смело помещает героев романа «Миссис Дэллоуэй» из Лондона начала века в Нью-Йорк конца двадцатого и переписывает роман в новых декорациях. Без труда узнается стиль Вульф: мысли потоком, на одном дыхании, вбирая в себя все вокруг, и окружающее, и прошлое, и настоящее, и людей, и вещи. И все же сложно подражать миссис Вульф, и не в силу географических и временных реалий, а в силу того, что написать лучше нее вряд ли удастся, а заниматься стилистическим копированием не такая уж большая заслуга. И слово «римейк» так и вертится на языке.
На мой взгляд, изящная, даже претендующая на красоту форма романа – в виде переплетения трех измерений, проживания одного-единственного июньского дня в нескольких временах – поглотила содержание. Автор углубился в параллели, в пересечения, увлекся придуманной игрой, но не дал более сильных идей читателю, не сформировал яркие образы и жизненные позиции героев. Три истории так и остались отражениями друг друга – немного размытыми и блеклыми.